“Октябрь уж наступил, уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей”, а Тазовская тундра вовсю, стала спешно покрываться снежным покровом. Мы с Юрой, сняли все положенные перед началом работ аппаратурные ленты, проверили и отбраковали сейсмоприемники, половина из которых, после летних речных работ, пришла в негодность. Наконец, мы отстреляли очень важную идентичность каналов сейсмостанции, которая нужна, чтобы продемонстрировать, что все каналы нашей ПСС-ки, работают одинаково и не пишут лишнего. А моей сладкой парочки – Краевых всё нет и нет. После летних работ я очень подружился с ними и мне сейчас очень не хватало их здесь.
Tag: Тазовск
Маэстро
Дорога, по которой я шагаю, постепенно поднимается и плавно переходит со второй, надпойменной террасы на последнюю – третью. И вот уже виден остов, законсервированной Тазовской буровой и ажурная конструкция антенны радиостанции . Квадратная конструкция антенны установлена на высокой мачте, которая прочно удерживается на земле, с помощью нескольких растяжек. Рядом с мачтой антенны, расположен щитовой дом – контора бывшей Тазовской экспедиции глубокого бурения. Тазовская глубокая скважина, была запроектирована, как опорная, но то ли вместо её пробурили дублера на 500м, то ли она, как и положено было здесь, закончилась аварией на 500м, никто толком сказать не мог.
96 градусов.
Далее идёт бытовуха. Баня. Хозмаг. А вот и Рыбкооповский Сельпо, с его неиссякаемыми, круглогодичными запасами напитка, всех времен и всех народов: чистейшим 96-ти градусным спиртом. Здесь может кончиться всё: и мыло, и спички и даже соль, но только не этот напиток. Потому что, тогда в посёлке, наступит конец света. Здесь замрёт всё.
Не напрягайся и не траться.
И вот я уже шагаю в посёлок, который расположен в 2-х км от аэропорта. Справа, остаётся унылый ряд полуразрушенных и заброшенных построек, а слева, тянется лента Таза, с причаленными к берегу или к импровизированным причалам, большими и малыми судами. Изредка, навстречу попадаются местные жители. Сверху сыпется какая-то пороша. Что не говори, а на дворе уже август и зима стучит в окно. Все одеты по – зимнему, в полушубках. Я постепенно поднимаюсь на первую, надпойменную террасу.
В объятиях Аннушки
Отряд возвращается в Салехард и партия начинает грузиться на лихтер, для отправки в Тазовск. А я опять в объятиях своей любимой Аннушки. Мы летим вместе в заполярный посёлок Тазовск. Пахнет приторно – сладким, авиационным бензином. Я непрерывно ёрзаю на своём откидном металлическом, жестком месте и гляжу в окно иллюминатора. Я спешу в Тазовск, чтобы сесть там, на куда более неудобное и жесткое место – место оператора, первой в стране, Заполярной сейсмической партии. Я непрерывно смотрю в иллюминатор Аннушки, на проплывающие под нами озёра, озерца, болота, окаймлённые чахлыми сосенками и кустарником и против воли ловлю себя на мысли.”