Маэстро





Дорога, по которой я шагаю, постепенно поднимается и плавно переходит со второй, надпойменной террасы на последнюю – третью. И вот уже виден остов, законсервированной Тазовской буровой и ажурная конструкция антенны радиостанции . Квадратная конструкция антенны установлена на высокой мачте, которая прочно удерживается на земле, с помощью нескольких растяжек. Рядом с мачтой антенны, расположен щитовой дом – контора бывшей Тазовской экспедиции глубокого бурения. Тазовская глубокая скважина, была запроектирована, как опорная, но то ли вместо её пробурили  дублера на 500м, то ли она, как и положено  было здесь, закончилась аварией на 500м, никто толком сказать не мог.

Вообще, технический прогресс в этих краях, развивается по  нехитрому сценарию, из четырех действий. Финансируют, начинают, ломают, списывают и консервируют. Причём, в этом сценарии обязательными, были только первое и четвертое действие, а остальные, либо опускались, либо ограничивались просто ремарками. В соответствие, с упомянутым уже выше сценарием, Тазовская скважина, похоже была списана и законсервирована – законсервирована до лучших времен. Вот эти времена и настали. Но они оказались не буровыми, а сейсмическими. И теперь всё это буровое хозяйство и контора, и радиостанция и всё прочее, переходило к нам – к Тазовской с/п 59- 60. “А по какому сценарию будут развиваться события теперь у нас? Ведь мы, и так уже наломали порядком дров, в Салехарде.”

Я по ступенькам поднимаюсь в контору. Вот дверь в радиорубку. За дверью, за столом, на котором стоит гудящая и вся светящаяся, мощная базовая радиостанция, А рядышком сидят Волков с Аней. Они сидят так тесно прижавшись друг к другу, что кажется, что какая-то неведомая гравитационная сила, непреодолимо притянула их друг к другу. Волков был не только любителем клубнички и бездарем – начальником. Он был еще блестящим коротковолновиком. Это поразило меня, ещё во время нашей речной одиссеи, в низовьях Оби. Я у него в рубке, начинается сеанс радиосвязи с экспедицией. Надрывно гудят преобразователи высокого напряжения. Начинает пищать морзянка. Это он начинает работать на ключе нашего партийного ПАРКС, и я уже не могу оторвать от него глаз. Его худощавое, заострённое лицо, начинает преображаться и приобретать необычную для него, одухотворённость. Глаза блестят. Взгляд – сосредоточен. Вот звучат его позывные: – тититатитатитатататититататат….

Я не отрываясь, слушаю эти прерывистые звуки и не свожу с него глаз. Смотрю на его руку, держащую круглую ручку передающего ключа. Я смотрю на сумасшедшую работу его кисти и слушаю бешенный ритм звуков, рождающихся при этом. Я заворожен ими. Выражение его лица постепенно становится отрешенным. Он уже не со мной. Он уже за пределами радиорубки. Он весь в потоке звуков, которые он передает. Потом, он замолкает и, вращением лимба приёмника, настраивается на ответный сигнал. Вот он – татататититатататитититата. И тут начинается сумасшедший диалог с невидимым собеседником в экспедиции, с помощью, бессмысленной для меня, какофонии пищащих звуков. Он хватает листок и начинает на нем быстро, быстро писать, преобразуя этот бешеный, и абсолютно никак не воспринимаемый мной, поток звуков, в такую, нужную для нас, информацию. Волшебник, Кудесник. У него на лбу капельки пота. Сеанс окончен. Я заворожен Я загипнотизирован. Я весь во власти Волкова. И у меня на языке только одно слово – Маэстро.