Se lya vi!




Начало работ на Заполярном профиле, потребовало от нас,  внести серьёзные коррективы в привычную схему работ на сейсмическом профиле. При первом включении моей ПСС-ки, её осциллографные зайчики, сразу же сказали, что наша приемная линия, полностью отдалась во власть Заполярному ветру и ей не будет никакого дела до слабых и немощных, но желанных глубинных отражений. Все отчаянные попытки и ухищрения, ни к чему кардинальному не привели и мы сдались, подчинились воле стихии.

Незамысловатая житейская мудрость гласит, что у всякого начала, есть конец. Следуя этой нехитрой мудрости, мы обнаружили у  Заполярной стихии, есть два окошка, когда она ослабевала и затихала, и нам пришлось вписываться в эти окошка. Однако не обошлось без казусов. Одно окошко приходилось на дневное время, а другое: на 3 часа ночи, местного времени. С дневным временем, всё было, более или менее, ясно, а вот с ночным – не очень. В сейсмобригаде нашего полевого отряда, были  молодые девушки. Они затихали и залезали в свои девичьи спальники после полуночи. Но вот 3 часа ночи. Сладкий девичий сон, а надо прощаться с героями  девичьих снов, вылезать из теплого, уютного мехового спальника, и выходить в 40 градусную, зимнюю, Заполярную ночь. А там, во всю тарахтят наши трактора-работяги, готовые превратить  мощными прожекторами, любую тёмную, Заполярную ночь, в яркий синтетический Заполярный день.

Ночным бдением занимался я сам, никому не доверяя его, потому что только я, по колебаниям гальванометров своего осциллографа, мог оценить уровень помех. Я сижу в своём полутёмном балке. Включаю станцию и пристально вглядываюсь в колеблющиеся, световые зайчики гальванометров. Ветер, похоже, стихает и фон микросейсм позволяет мне начать работать. Я осторожно расталкиваю своего Лёвушку, вызываю на связь взрывников и начинаю подготовку к регистрации очередной сейсмограммы, к началу ночных, Заполярных, сейсмических работ. Мне надо отстрелять с двух взрывных пикетов, расстановку приемной линии, на которую мы переехали накануне и которую мы не смогли отстрелять, из-за поднявшегося ветра. Взрывники, с заряженными и залитыми скважинами, на связи, ждут моих команд. Глушатся трактора, тарахтящие здесь круглые сутки, всю Заполярную зиму.

Я включаю аппаратуру. Жду, пока она войдёт в режим. Выключаю освещение балка. Я принимаю сейсмограммы только на коленки. У меня не может быть, посередине этой Заполярной ночи, никаких сбоев, из-за лентопротяжки. Ну, с Богом! Гремит один взрыв. Потом – другой. Вот, уже слышно отрывистое хлопанье тракторных пускачей, сменяющееся  привычным, равномерным тарахтеньем мощных, тракторных дизелей. И вот уже наша станционная дива, Флёра с белоснежными воротничками, отутюженными небольшим чугунным утюжком, который всегда в балке при ней, кладет мне на стол, сначала одну сейсмограмму, потом вторую. Всё в порядке. Я заказываю взрывникам заряды на следующую стоянку.

Переезд! Идут поднимать на ноги мою девичью сеймобригаду. На это обычно уходит до 30 минут. Но что это?! Проходит 30 минут. Я не слышу привычного девичьего гомона и не вижу девичьих . фигурок. Проходит 1 час. Без изменений! Наконец, приходит Флёра и потупясь, и смущенно говорит: ”Девочки не хотят выходить. -“Что?!”- Не понял я. – “Это что! Бунт! Бунт на корабле?! Они что? Взяли пример с меня?! Но я – не Волков и от сейсмокосы их отлучать не буду! Я дам досмотреть их ночные рандеву с любимыми. Идём Лёвушка! Не будем мешать девушкам! Пусть помилуются хотя бы во сне! ”

Мы с Лёвушкой, вышли и собрали  приёмную линию. На это, у нас ушло два с лишним часа. Потом  переехали на следующую стоянку и установили приёмную линию там. Но в это время  поднялся ветер, и теперь надо было ждать, пока Заполярная позёмка не укроет надёжно плотным саваном, нашу приемную линию и не сведёт к минимуму ветровые помехи. Но вот, в наш балок, начали заглядывать выспавшиеся, отдохнувшие девушки и мы продолжили обычный, каждодневный, взаимный обмен любезностями и комплиментами, посреди снегов Заполярной тундры.

Я любил, берёг своих девочек и прощал им маленькие капризы. Мне всегда было больно и стыдно перед своими девочками… Было больно и стыдно смотреть на них… Когда они, в глухую 40-ка градусную . Заполярную ночь, посреди бескрайней Заполярной тундры, барахтались в снегу и ползали на своих девичьих животах, чтобы смотать и размотать, непосильные для них сейсмические косы с сейсмоприемниками. Мне было стыдно за нас – за мужиков… Перед этими молодыми, женскими созданиями, которых сама природа создала, чтобы любить нас – мужиков, дарить свою любовь, и рожать детей … А мы… А я… А что мы делаем с ними… Когда, уж совсем было невмоготу от этого стыда и греха, я бормотал под нос, или русское: “такова жизнь” или французское “Se lya vi”, и прятался в своём балке.