Лёвушка был моим верным оруженосцем, моим Санчо Панча. Он тянулся за мной и во всём старался подражать мне. Мы с ним были одного поля ягоды. Мы были молоды, здоровы и ужасно заводные. Ещё в начале работ “на слабо” мы закинули свои ушанки в сугробы и нам ничего не стоило сесть голыми задницами на раскалённые буржуйки. Лёвушка был необычайно покладистым и добродушным парнем, с постоянной улыбкой на лице. Казалось, что он так и вылез из чрева матери, с улыбкой на губах. При росте`~175, он весил порядка 75 кг, был накачан и мускулист, одним словом – “качок”.
Как я уже сказал, он был из Томска, точнее, из Томского университета и приехал к нам в партию на ноябрьские праздники,заменил у меня Юру Ратовского. Он недавно женился и из его рассказов мы знали, что его дочке Олечке уже 2 годика, а его жену звать Лёля или Лёлечка. Они, сразу же стали незримо присутствовать в нашем балке вместе с нами, потому что при каждом удобном или не удобном случае, Лёвушка начинал что-нибудь рассказывать про них. Он мог часами рассказывать про них, причём так проникновенно, что у меня чуть не начинали капать слёзы из глаз, несмотря на то, что я совсем не был склонен ко всякого рода таким сентиментам, хотя бы потому, что я вырос в военное время, когда всем было не до сентиментов. Но, самое интересное, что его жена Лёлечка оказалась такой же “чокнутой” и любвиобильной , как и он сам. Не моргнув глазом, она заявилась посреди зимы, в январе месяце, в Тазовск. Правда, у неё хватило разума, чтобы не привести с собой в Тазовск их 2-х летнюю Олечку, и я отпустил Лёвушку на целую неделю миловаться со своей ненаглядной.
Мы делали с ним всё сообща – всё, кроме приёма сейсмограмм. Лёва, конечно, рвался к станции н готовил себя к будущей карьере оператора, и хотел сам сидеть за станцией, самому произносить магические вожделенные слова: -“Приготовиться! Внимание! Огонь!”. Он был молод, и хотел всё и сразу, но я знал, что так в жизни не бывает, и станция была для него табу. Для начала, он запорол бы пару стоянок, после чего отряд просто прекратил бы своё существование. Я постоянно находился на профиле, под прессингом продовольственных, горюче-смазочных, угольных, аварийных и пр. и пр. факторов, которые непрерывно и ежеминутно вторгаются и атакуют мой мозг. Но, примерно, за полчаса до приёма взрывов, я выкидывал весь этот этот хлам из головы, и начинаю настраиваться к приёму сейсмограмм.
Я непрерывно слежу за состоянием погоды, обстановкой на профиле и, одновременно, восстанавливаю в памяти всё, что имеет отношение к приёму: состояние аппаратуры, состояние аккумуляторов, количество бумаги в магазинной кассете и т.д. Я уже два года, практически, не вставал с операторского места, и принял, наверное, уже больше 1500 взрывов, но все равно, принимал каждую сейсмограмму, как первую в жизни. После окончания зимнего этого сезона, мы с Лёвушкой расстанемся. Я еду отстреливать сейсмический профиль по Пуру, а Лёвушка поедет на Таз, под начало практика Быховского Е, который, в отличие от практика Волкова, не питал никаких слабостей ни к красным, ни к каким другим ягодкам и был практиком, в лучшем смысле этого слова. Наши пути с Лёвушкой расходятся…
