20. “Настоящий Ташкент…”.





Основным инструментом, позволявшим нам выживать и выполнять сейсмические работы, в запредельных полярных условиях, были наши бесценные, чугунные “буржуйки”, горевшие почти круглые сутки в каждом балке, и обеспечивавшие  комфортную температуру, независимо от наружной. “Буржуйки”.топились каменным углём, запасы которого хранились в угольных ящика,х позади каждого балка, и по мере надобности, пополнялись с базы.

Нашей кают-компанией на профиле, во время непогоды и простоя, был балок сейсмобригады. Интерьер этого балка, с его белыми занавесками, девичьими покрывалами на нарах, тщательно вымытый пол, наконец, сами молодые и улыбающиеся девушки, создавали в балке непередаваемое ощущение уюта и комфорта, которое располагало к дружескому общению, к спорам или к шуткам, какое бы пришествие или “конец света” не наступали в это время за пределами балка.

“Буржуйка,” с её красными языками пламени, пляшущими над раскалёнными углями, которые были видны, когда открывалась дверца, чтобы подбросить туда очередную порцию угля, поддерживала в балке ровную комфортную температуру. И каждый, вновь входящий, когда открывал дверь, входил в балок, в облаке сорокаградусного морозного воздух , обязательно делал шаг к буржуйке, и этак про…тяжно …с рас-ста-нов-кой и с ухмылкой говорил; – “Ну, у Вас тут, настоящий Ташкент!” Все тут же поворачивались к нему, начинали улыбаться и каждый, в этот момент, вольно или невольно, на мгновение, оказывался на  далёкой, сказочной земле, под ярким ослепительным южным солнцем, в её садах с золотистыми персиками, жёлтыми абрикосами, душистыми яблоками и гроздьями янтарного винограда на длинных лозах. И никто, в этот момент, не мог себе даже вообразить, что их начальник отряда, Марлен Шарафутдинов, сидящий рядом с ними в балке, и есть живой посланник  далёкой, обетованной земли в суровой Заполярной тундре.

Другим предназначением наших “буржуек,” было приготовление  пищи. Раскалённые “буржуйки,” не уступали обычным электрическим плитам. По минимуму, на них кипятили чай и разогревали тушёнку, а по максимуму, готовили супы из оленины или уху из Тазовской рыбы. Страна не очень позаботилась о наших тракторах и буровых станках, но что касается продуктов, то её трудно было упрекнуть. На складе партии, всегда была тушёнка, под всемирным брендом “Великая Китайская Стена”, всевозможные рыбные консервы, масло, колбаса, мороженая оленина и рыба, а что, касается, сгущёнки, печенья, галет, конфет и шоколада, то тут и говорить нечего : “ешь – не хочу.” Да иначе и не могло быть! Работа на арктическом воздухе вызывала здоровый аппетит, который нужно было удовлетворять.

Но эти же “буржуйки,” таили в себе смертельную опасность и были моей постоянной головной болью. Опасность  была связана скорее не с самими буржуйками, а с человеческой природой, нарушающей пожарную и прочую безопасность, при первой возможности. Стандартный печальный сценарии с “буржуйками” был прост. Истопник, не желающий обременять себя хлопотами по растопке “буржуйки,” прыскает в неё солярку из банки. Вырвавшийся  из “буржуйки” огонь, воспламеняет у него в руках банку с соляркой, банка падает на пол и солярка разливается по полу, а балок загорается, как порох. Если это происходит ночью, то балок горит вместе с его обитателями, так не успевшими проснуться. Такие или подобные сценарии, в Зап. Сиб. сейсмических партиях,разыгрывались почти каждый год. И при посещении любого балка я сразу бросал взгляд на “буржуйку.” Не виднеется ли около неё, предательская банка из-под сгущёнки?